Биография

Краткая биография

Все биографии по алфавиту: А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

Россия, разд. Право (очерк развития общих понятий о преступлении и наказании по древнему русскому праву)

История русского уголовного права обыкновенно рассматривается по трем периодам, соответственно основному различию в типах наказаний, господствовавших в каждый из этих периодов. В связи с изменением характера наказаний изменялись и принципиальные воззрения на преступление. Первый, древнейший, период - характеризуется господством мести и сменившей ее системой выкупов. Месть - первичная форма наказания, осуществляемая потерпевшим и его ближними. Сначала она крайне неравномерна, так как определяется степенью разгневанного чувства и силами пострадавших. В историческое время она подлежит различным ограничениям, благодаря которым приобретает публичный характер, потому что подлежит контролю общественной власти. Ограничения мести сводятся: 1) к сокращению числа преступлений, за которые допускается месть; 2) к установлению срока, в течение которого можно мстить, и 3) к сужению круга мстителей. Древнейшая Русская правда знает месть за убийство, увечья, кровавые и синие раны, даже простой удар рукой или каким-либо не воинским орудием, а также за кражу. За увечья мстят дети; за раны и побои может мстить лишь сам потерпевший, и притом лишь вслед за нанесением удара. Пространная Правда упоминает только о мести за убийство и кражу, и не облагает наказанием того, кто ткнет мечем за причиненный удар. Все случаи правонарушений из мести могут подлежать судебной оценке; суд проверяет, соблюдены ли правила мести. Помимо этого сам суд может присудить месть. Намек на послесудебную месть содержится в краткой Правде и в летописном рассказе о суде над суздальскими кудесниками. Помимо указанных ограничений, важную роль в смягчении мести играет право убежищ. Местами убежищ прежде всего являлись церкви, о чем сохранилось несколько летописных указаний. Русская Правда в одном случае упоминает об убежище в частном доме; холоп, ударивший свободного, мог укрыться в хоромах, и господин мог его не выдать. В виде пережитка, неприкосновенность частного жилища вспоминается даже в одном северном памятнике московского периода. Постепенно ограничиваемая месть все более и более вытесняется системой выкупов. Выкуп - это денежное вознаграждение, уплачиваемое правонарушителем и его родственникам потерпевшему и его ближним, при условии отказа их от мести. Такая замена одного обычая другим, по существу столь противоположным, могла произойти лишь постепенно; отказ от мести сопровождался притом обрядами, устраняющими всякое подозрение в трусости перед противником. Таковы различные формы актов примирения у германцев и западных славян (см. Покора); наши памятники не сохранили подобных указаний , но существование актов примирения необходимо предположить и у нас. Раз упрочившись, выкупы слагаются в довольно сложную систему правил. Размеры выкупа, определяемые сначала соглашением сторон, мало-помалу фиксируются соответственно причиненным ущербам. Вмешательство общественной власти в дела этого рода вызывает установление штрафов и в пользу власти. Так возникают: 1) вира штраф за убийство, поступающий в пользу князя; 2) плата за голову, головщизна или головничество , поступающая в пользу родственников убитого; 3) продажа - штраф за другие правонарушения, кроме убийства и увечья (за убийство взималось полувирье), также взимаемый в пользу князя. В пользу потерпевших от других преступлений, помимо убийства, уплачивается урок, протор, пагуба, или это вознаграждение обозначается описательно: "за обиду", "за сором", "за муку" и т. п. Система выкупов - господствующая форма наказания в Русской Правде и современных ей памятниках, но не единственная. В Русской Правде, помимо мести, упоминается еще наказание, назначаемое за убийство при разбое, поджог и конокрадство - именно поток и разграбление. Разграбление означает насильственное отнятие имущества, поток же объединял разные формы личных наказаний: изгнание, обращение в рабство и даже убийство. Отсюда могли развиться такие формы наказаний, как смертная казнь, телесные наказания и лишение свободы, известные у нас по византийским образцам, вслед за принятием христианства. Уже св. Владимиру епископы советовали казнить разбойников, хотя потом они же предложили восстановить старый порядок взимания вир. Высказана вероятная догадка, что и при Ярославле применялась смертная казнь, и что постановление Ярославичей об отложении убийства за голову следует понимать в смысле вторичной замены смертной казни вирами. Владимир Мономах поучает детей: "не убивайте и не повелевайте убити, иначе будете казнимы до смерти". Есть указание , что осужденные насмерть могли от нее откупиться. В законодательных сборниках смертная казнь впервые упоминается в Псковской грамоте. Холопа, ударившего свободного мужа, по уставу Ярославичей, предписано "любо бити и розвязавше". Из сопоставления этого места со словами Даниила Заточника : "а безумнаго аще и кнутом бьеши, розвязав на санях, не отымеши безумия его", явствует, что и Русской Правде было известно телесное наказание кнутом. Наконец, летопись упоминает о примении в особых случаях членовредительных наказаний в ХI и в ХII вв. Несмотря, однако, на все большее упрочение в практике последних видов кары, наказания, вытекающего из саморасправы или примирения потерпевших с нарушителями, занимают в первом периоде первенствующее место. В связи с этим стоит и господствующее воззрение древности на преступление: это не нарушение юридических норм, грозящее безопасности государства или общества, а нарушение частных интересов. Сам термин "преступление" неизвестен древности. Вместо него употребляются выражения : обида, сором, пагуба, протор. Обида вовсе не означала оскорбления чести; так называли и убийство, и неплатеж долга. Во всех приведенных выражениях на первом месте стоит понятие вреда, причиненного частному лицу или группе лиц. Материальная сторона преступления имела, таким образом, преобладающее значение; главное внимание обращалось на материальный ущерб, причиняемый преступлением, а не на грозящую от злой воли опасность. В эпоху Русской Правды от этой чисто материальной точки зрения можно отметить уже целый ряд отступлений: в ряде статей обращается внимание на степень проявления злой воли. Так, убийство на пиру в свадьбе, совершенное явно, влечет более мягкие последствия, чем убийство в разбое; ответственность купца за утрату чужих денег или товара видоизменяется в зависимости от того, случилась ли такая пагуба от Бога или по вине самого купца; за истребление скота пакощами взыскивается больший штраф, чем за кражу скота; последняя наказуется строже, если скот украден из хлева и клети, чем в случае кражи скота с поля. Но оценка внутренней стороны преступного деяния не идет глубоко; так, все соучастники в преступлении наказываются одинаково, хотя виновность их могла быть вполне различна. При взгляде на преступление, как на причинение вреда частным лицам, и при слабом развитии государственных начал, древнее право не знает преступлений против государства и общества. Даже Русская Правда позднейшей редакции перечисляет только преступления против жизни, здоровья, телесной неприкосновенности и имущественных прав частных лиц. В связи с этим стоит и другое явление: преследование преступника в древности было делом отнюдь не государственным, а самих пострадавших. В эпоху Русской Правды , под влиянием духовенства, появляется и иное воззрение на преступление, как на нарушение правил и предписаний, касающихся главным образом религиозной и семейной жизни. В церковных уставах перечисляется целый ряд деяний, нарушающих установленные правила о брачном союзе и о соблюдении обрядов православной веры, хотя бы эти деяния и не причиняли никому прямого вреда; так, подлежали наказанию те, "кто молится под овином или в рощеньи у воды", "кто ест и пьет с иноязычниками и некрещеными" и т. п. Под этими же влияниями начинает слагаться и понятие о преступлениях государственных. Из новгородской истории ХII в. известны случаи казни за измену. Псковская грамота назначила смертную казнь за перевет. Там же впервые формулируются и некоторые преступления против порядка суда.
Во втором периоде основные воззрения на наказание и преступление существенно изменяются, в связи с постепенным усилением государственной власти, берущей в свои руки как оценку преступных деяний, так и определение за них наказания. На этой почве она медленно, путем практики, проводит мысль, которую духовенство неоднократно выражало еще в первом периоде: что власти установлены Богом "в отмщение злодеям и в похвалу благотворящим, чтобы люди, если презрят страх Божий, вспомнили бы страх властителей земных". Страх перед властью должен поддерживаться страхом наказаний. Еще в ХI в. один канонический памятник рекомендовал "яро казнити на возобранение злу". Эта новая точка зрения на наказание не вытесняет вполне старого начала возмездия или воздаяния злом за зло, свойственного мести. На эту почву прежде всего становится и государственный суд; еще в Петровском законодательстве она находит яркое выражение: "кто кого убьет, онаго кровь паки отмстить". В законодательных памятниках средних веков целый ряд наказаний назначается по принципу материального талиона, т. е. в составе наказания воспроизводится состав преступления: за поджог назначается сожжение, за увечья - изувечивающие наказания и т. п. Утилитарные наказания занимают, однако, первенствующее место. Цели, намечаемые наказанием, определяются исключительно государственными и общественными интересами, в угоду которым преступник всецело приносится в жертву. Они могут быть сведены к следующим: 1) ограждение общества от преступников полным их истреблением ( "чтобы лихих людей извести"), или изувечением их, чтобы предупредить возможность совершения новых преступлений (например, виновным в подделках подьячим отсекали пальцы, "чтобы впредь к письму были непотребны"), или, наконец, изъятием преступников из среды общества в тюрьму или в ссылку. 2) Устрашение преступников и всех граждан от совершения преступных деяний тяжестью и жестокостью наказаний: "да и прочие страх примут таковая не творити", "чтобы на то смотря другим неповадно было так чинить". 3) Извлечение материальных выгод из имущества и личных сил преступника - конфискации, денежные пени и эксплуатация труда преступников со времени введения у нас каторжных работ при Петре. Первые две цели по существу требовали самых жестоких наказаний, которые и процветали в московском и Петровском законодательстве. Уложение в 60 статьях, Воинский устав - в 122 назначают смертную казнь; отдельные указы угрожают смертною казнью за самые ничтожные поступки, например, за хитрость и нераденье, за поклепные иски и пр. Несомненно, что во многих указанных случаях имелась в виду только угроза. Кроме смертной казни, ряд изувечивающих наказаний и наказание кнутом (так называемая торговая казнь), назначаемое по Уложению в 140 случаях и равносильное нередко квалифицированной смертной казни, достаточно обрисовывают, какими способами предполагалось достигнуть цели устрашения. Особенности карательной системы московской эпохи и Петровского законодательства обнаруживаются еще и в формах уголовной санкции. Господствующей была неопределенная санкция: не определяется вид наказания, или указывается вид , но не определяется размер наказания. Например: "учинить наказание, что государь укажет", или "учинить наказанье, смотря по вине"; или же: "взять пеню, что государь укажет", "посадить в тюрьму до государева указа". Рядом с этим существовали санкции по форме безусловно определенные, но в практическом применении столь же неопределенные, как и вышеуказанные, и имевшие лишь характер угрозы (например, в целом ряде случаев относительно смертной казни). Вследствие этого, участь преступника нередко совершенно зависела от произвола правительства. Происходившая отсюда неравномерность наказаний еще более усиливалась вследствие все более упрочившегося начала сословности. Наконец, к числу особенностей карательной системы в рассматриваемую эпоху следует отнести отсутствие принципа индивидуальности наказаний. Как в эпоху мести нередко страдали невинные родственники, так и позже подвергались наказанию невинные члены семьи: жена при муже, дети при отце. Подобные меры широко применялись в сфере политических преступлений и преследований, при Грозном и Годунове. Потому-то боярство, немало натерпевшееся от таких порядков, и внесло в ограничительную запись Шуйского условие: "отец виноват, и над сыном ничего не сделати; а будет сын виноват, отец того не ведает, и отцу никакого дурна не сделати". Та же мысль выражена и в Уложении: "А будет которая жена про измену мужа своего или дети про измену отца своего не ведали... и их за то не казнити и никакого наказания им не чинити". Практика и даже указы Петровской эпохи нередко, однако, отступали от этого правила. Понятие о преступлении тоже постепенно изменяется. Оно начинает считаться деянием, не только причиняющим вред отдельным лицам, но грозящим опасностью государству и обществу, а потому перестает быть делом личным или семейно-родовым и становится делом государевым и земским. Преследование преступлений, зависевшее раньше от инициативы частных лиц, теперь становится обязанностью органов государства. Сначала государство преследует небольшой круг деяний, признаваемых более важными; это "лихие дела" - душегубство, разбой, кража с поличным, - совершаемые "лихими людьми" или профессиональными преступниками. В этих названиях сказывается еще материальный взгляд на преступление и преступника; но затем все более и более преобладающее значение получает чисто формальный взгляд на преступление, возникший и упрочившийся под влиянием церковных учений. В преступлении церковь видела прежде всего грех, нарушение божественного закона, и называла преступников "забывателями страха Божия". Отсюда естественно вытекало понятие о преступлении как о нарушении закона светского, который, прежде всего, должен служить поддержкой церковного учения церкви. Вина преступника оказывалась, таким образом, двойственной: перед Богом и перед властью. Уложение и выражается о преступниках так: "кто забыв страх Божий и презрев царское повеление" учинить то-то. Нарушение велений власти - признак хотя и внешний, но определенный, если эти веления известны подданным. Но принцип: nullum crimen sine lege - не был известен праву рассматриваемой эпохи; власть не стеснялась облагать наказанием деяния, не запрещенные указами. Так, Уложение не упоминает в числе преступлений против величества оскорбление государя словом или порицание его действий; между тем эти действия подлежали наказанию не только в эпоху Уложения, но и более чем за сто лет перед тем: Иван Грозный , будучи 14-ти лет от роду, приказал отрезать Бутурлину язык за невежливые слова против государя. Уже Судебники различают бесхитростные деяния, противополагаемые умышленным, но признаков различия не указывают. Умышленные деяния, в свою очередь, различаются в зависимости от того, кем они совершены: ведомыми лихими людьми или лицами в обысках не облихованными. В Уложении обособляются деяния, совершенные по злому умыслу, по небрежению и без умышления или без хитрости, т. е. умышленные, неосторожные и случайные. Это различие не всегда выдерживается, между прочим и по строгости наказания; разграничение между неосторожными и случайными деяниями еще очень шатко. Весьма мало привносит в этот вопрос и Воинский устав. Вопрос о вменении стоит в зависимости еще от некоторых специальных условий, внешних и субъективных. К числу первых относятся необходимая оборона и крайняя необходимость. Об обороне впервые упоминают памятники XVII века, заимствуя это понятие, вероятно, из Литовского статуса. Право обороны понималось очень широко: можно было защищать себя и других от всякого незаконного нападения; способы защиты были почти ничем не ограничены. В Воинском уставе оборона значительно ограничивается. Им впервые вводится понятие о крайней необходимости, применительно к незначительным кражам "из крайней голодной нужды"; наказание в таких случаях или совсем не применяется, или умаляется. К числу субъективных условий вменения, известных московскому праву из Градских законов, относятся малолетство (аще 7 лет отрок) и явно болезненное психическое состояние (бесные), устраняющие наказание даже при убийстве. Воинский устав упоминает еще о состоянии аффекта и служебной ревности, как об обстоятельствах, смягчающих наказание. Проявление воли во внешнем действии начинает различаться только Уложением, которое знает обнаруженный умысел, покушение и совершенное деяние. Умысел на государево здоровье наказуется наравне с оконченным деянием, умысел на жизнь господина - наравне с покушением. Воинский устав расширяет наказание за умысел в преступлениях против Величества; Морской устав распространяет это правило и на общие преступления: "все убийцы и намеренные к тому будут казнены смертью". Покушение на госуд. преступление наказуется по Уложению как совершение, при некоторых общих преступлениях - снисходительнее. Воинский устав различает покушения оконченные и неоконченные, смягчая наказания за последние, если деяние доведено до конца по желанию самого преступника. Что касается до соучастия в преступлении, то Уложение различает: 1) главных виновников, интеллектуальных и физических, причем последние наказывались иногда легче (холопы, действовавшие по научению господ), иногда строже (подьячий - строже дьяка за составление неверного судного списка), иногда одинаково; 2) пособников - "товарищей", которым назначается то меньшее наказание, то одинаковое с главными виновниками ("подвод" и "поноровка"), и 3) прикосновенных лиц, которые подлежат также весьма различным наказаниям: пристанодержательство ("стан" и "приезд") наказуется как разбой; покупка и хранение краденого ("поклажея") - тюрьмой или только отдачей на поруки; неоказание помощи в случае опасности от преступников - кнутом; отказ от ловли преступников - пеней; недонесение играет важную роль при государственных преступлениях, все соучастники подлежат наказанию наравне с главными виновниками, причем не только не проводится различия между посторонними и членами семьи, но последние даже предполагаются соучастниками, если не докажут противного. Воинский устав также знает все эти формы участия, но в большинстве случаев установляет одинаковые наказания для разных соучастников. В связи с изменением общих воззрений на наказание и преступление, иное значение получают и отдельные виды преступлений. В противоположность первому периоду, постепенно выдвигаются на первый план деяния, направленные против церкви и государства. Эта перемена незаметна еще в Судебниках не только потому, что они чрезвычайно бледно отражают современную им практику, в них упомянуты только крамольник и градский сдавец, как государственные преступники, неправосудие, взяточничество и подлог как служебные преступления, и церковная татьба как единственное преступление против церкви. Между тем в действительности встречались и преследования еретиков, и казни за "невежливые слова" про государя, за подделку монеты и прочее. Уложение и Воинский устав ставят на первое место преступления против веры и церкви. Далее следуют преступления политические, особенно подробно перечисленные в Воинском уставе, преступления по службе, против порядка управления и т. д. Преступления против частных лиц стоят на самом последнем месте. Крутой переворот в понятиях о преступлении и наказании вносит Наказ Екатерины . В Наказе буквально передается мысль Беккарии, что "законы суть условия, посредством коих независимые и одинокие личности, утомленные постоянной взаимной борьбой и пользованием свободой, соединились в обществе". На этом положении зиждется и право наказания, так как недостаточно установить залоги безопасности, т. е. законы; необходимо их предохранить, установив наказания для их нарушителей. Ни судьи, ни правители не могут налагать на членов общества наказания, точно не указанные в законе. Цель карательной деятельности государства определяется двояко: необходимо воспрепятствовать виновному впредь вредить обществу, но вместе с тем следует отвратить граждан от содеяния подобных преступлений. Вся действовавшая система наказаний, основанная на одном устранении, подвергнута резкому осуждению, с одной стороны, за ее бесчеловечность, так как смысл наказания заключается вовсе не в том, "чтобы мучить тварь чувствами одаренную"; с другой - за бесполезность, так как "страны и времена, в которых казни были самые лютейшие в употреблении, суть те, в которых создавались беззакония самые бесчеловечные". Но так как в каждом наказании заключается известное страдание, то размер последнего должен лишь превосходить выгоды, извлекаемые из преступлений; "всякая строгость, превосходившая сии пределы, бесполезна и следовательно мучительна". Прежде всего должна быть достигнута неизбежность наказания, потому что известность и о малом, но неизбежном наказании сильнее впечатляется в сердце, нежели страх жестокой казни, совокупленный с надеждой "избыть от оные". Наказание, далее, должно возможно быстрее следовать за преступлением, как в виду того, чтобы преступление считалось причиной наказания, так и в интересах подсудимого, чтобы избавить его от излишних мучений неизвестности. Наконец, необходимо установить известную соразмерность между наказаниями и преступлениями, так как весьма важно, чтобы преступления совершались тем реже, чем больше вреда они причиняют, и следовательно препятствия, сдерживающие от совершения преступлений, должны быть соответственно сильнее. Этим требованием положено было основание лестнице наказаний и классификации преступлений по их важности с точки зрения вреда, причиняемого обществу. В понятие о преступлении Наказ также вносит существенные изменения. "Ничего не должно воспрещать законами кроме того, что может быть вредно или каждому особенному, или всему обществу; все действия ничего такого в себе не заключающие, ни мало не подлежат законам". Важнее предупреждать преступления, чем их наказывать; отсюда высокое значение, которое Екатерина придавала воспитанию. Наказ различает голый умысел, приготовление, покушение и совершение, причем весьма подробно защищает положение о ненаказуемости голого умысла, ибо "законы не могут наказывать намерения". Особенно важно, что это правило вполне применено и к преступлениям против Величества: "слова не вменяются никогда в преступление, разве оные приуготовляют или соединяются или последуют действию беззаконному". С указанным ограничением даже и письма не считаются действиями, направленными против Величества. Приготовление и покушение должны облагаться наказаниями, но в меньшей мере, чем совершенные деяния. По тем же мотивам рекомендуется наказывать менее строго соучастников в преступлении, "которые не суть безпосредственными оного исполнителями". Классифицируются преступления в Наказе по степени их важности: самым тяжким является то, которое грозит окончательным разрушением общества, самым легким - малейшее раздражение, причиненное частному человеку. Особо и независимо от этих указаний предлагается схема преступлений, заимствованная у Монтескье и различающая преступления: 1) против веры; 2) против нравственности; 3) против тишины и спокойствия и 4) против общественной безопасности. Только последняя категория подлежит уголовным наказаниям в собственном смысле. Провозглашенные Наказом в сфере уголовного права новшества проникали в жизнь с чрезвычайной медленностью; не все намеченное Наказом осуществлено даже нашим действующим правом. Этим, однако, нисколько не колеблется то положение, что Наказом открывается новая эпоха в истории русского уголовного права. М. Дьяконов.

Другие интересные биографии:
**Право. Содержание .

Предыдущая биография

Следующая биография

Биография   Краткая биография